Кароль ВОЙТЫЛА
Справедливость и любовь
Необходимо признать, что это очень популярная тема. Многие люди скорее чувствуют, чем понимают ее. Среднестатистический христианин отдает себе отчет в том, что нравственное учение Ветхого Завета опиралось скорее на справедливость, нравственное же учение Христа базируется на любви. Любовь совершеннее справедливости, и это также скорее чувствуется, чем понимается, так что в сфере любви умещаются различные проявления сердца, доброты, преданности, самопожертвования, а со справедливостью более связывают холодный рассудок, непреклонность и суровость. Огромное множество людей останавливается на этих чувствах и таким образом зачастую прекрасно справляется с нравственной жизнью, а иногда даже достигает в этой области совершенства.
Более глубокое сопоставление справедливости с любовью должно помочь нам осознать не только определенную противоположность между этими двумя добродетелями, но и, что важнее, их взаимосвязанность и взаимозависимость. Предметом и справедливости, и любви является благо и личность, но различным образом. В случае справедливости речь всегда идет о благе, которое так или иначе должно быть рассчитано, разделено между личностями. При этом этих личностей должно быть, по крайней мер, две — непременное условие отношений общественного характера. Благо должно быть разделено равным образом, чтобы каждой из сторон отдать то, что ей причитается — не меньше, не больше. Подобное равное разделение блага происходит, во-первых, тогда, когда речь идет о двух личностях, одна из коих имеет право на какое-то благо, которым другая должна поступиться (взаимная справедливость). Такое разделение в определенном смысле имеет также место тогда, когда оно касается множества людей; у всех членов данного сообщества есть право на то, чтобы между ними были разделены блага, причитающиеся им со стороны сообщества. В этом случае действуют права и обязанности из области разделительной справедливости. Справедливость, однако, необходима и для того, чтобы отдельные члены сообщества должным образом разделили между собой те обязанности, которые они несут перед сообществом. Последняя справедливость, называемая сотруднической, является в какой-то мере прототипом любой справедливости. Взаимоотношение между человеком и человеком всегда является лишь некоторой частичкой взаимоотношения между человеком и обществом. Социальный характер справедливости так ясно обозначается с этой точки зрения, что даже, наверное, нет нужды как-то особенно его оговаривать.
Любовь носит тот же социальный характер, но упор в ее случае делается на иные моменты, касающиеся блага и личности. Для справедливости благо — это, прежде всего, предмет, который делится между личностями. В любви этот элемент исчезает. Предметом любви является подлинное благо без разделения и ограничения. В ней речь идет о насколько возможно наибольшем благе для личности. Личностью, с одной стороны, является тот, кто любит, а с другой — тот, кого любят. Любящий может желать неограниченного блага для себя самого — такое явление именуется любовью ошибочно, так как он представляет собой просто похоть. Именно когда речь идет о похоти, огромную роль играет добродетель справедливости. Так как то, что человек называет любовью, часто оказывается лишь похотью, человеческая любовь всегда должна сочетаться со справедливостью. Иначе она находится в очень серьезной опасности.
Личностью является и тот, кого любят. Любовь представляет собой своего рода энергию, которая одна позволяет настолько приблизиться к личности, вникнуть в ее мир, в некоторой степени (морально) отождествиться с ее бытием. Здесь отличие от справедливости проявляется особенно ярко, так как справедливость держит нас на расстоянии к личности, с которой мы лишь рассчитываемся за какое-то благо. В любви мы ничего не считаем, но желаем как можно большего блага для любимой личности. Так, по крайней мере, нам часто кажется и так порой бывает в действительности, что мы хотим его для нее больше, чем для себя самих. Любовь высвобождает благороднейшее в человеке — мы находимся на противолежащем корысти и утилитаризму полюсе. Но и здесь справедливость должна сыграть свою роль. Любому существу можно желать блага лишь в меру его возможностей. Благо сверх этой меры может привести к результату, совершенно противоположному запланированному. Сколько же правды заключено в известном высказывании: лучшее — враг хорошего! Так что и любовь расположения, любовь дружбы, самопожертвования должна сочетаться со справедливостью. Подобное сочетание, как кажется, имелось в виду (хоть и не ясно) в словах заповеди: «…как самого себя». Устанавливаемая таким образом планка действительно высока.
И эта планка не неподвижна. Вообще, эти слова намного более повелевают, нежели отмеряют. Ведь человек и себя, и другого может любить лишь в такой мере, которая объемлет всего человека с его делами, целями и задачами. И трудно представить, чтобы он фактически мог применять к другому более высокую меру, нежели к себе самому. Ему может казаться, что он ее применяет, но подобную психологическую иллюзию нельзя назвать любовью. На самом ли деле он не способен покрыть то, что ему кажется? Ведь дать можно лишь то, что действительно имеется. Принцип пропорциональности причины и следствия действует также и на нравственном уровне. Так что если кто-то дает больше, чем, казалось бы, имеет сам, то необходимо признать, что он имеет больше, чем кажется.
Человек может желать для себя большего — подобное стремление не противоречит заповеди любви. И он может хотеть для себя большего не только в сфере духовных благ, но и материальных, только бы, владея большим, он больше отдавал другим. Ведь любовь противится капитализации, тезаврации, склоняя человека в сторону щедрости. Важнее всего при этом то, что она защищает человека от угрозы обнищания, сама являясь источником непрерывно возрождающегося внутреннего богатства человека. Именно поэтому в Евангелии могла оказаться рекомендация бедности и благословение бедным.
Куда ведет путь к социальной любви? Во всяком случае, он ведет стезей справедливости. Любовь личности ощущается намного сильнее и горячее, нежели любовь общества. А ведь человек любит свою родину, класс, группу, организацию. Но такая любовь всегда относится к конкретным людям. Так, например, семью, без сомнения, любят в лице родителей, братьев, сестер, близких родственников и в своем лице. Это еще одно указание на то, что в любви главное ударение падает на личность.
В общественной жизни любовь играет одну несравненно важную роль: она предохраняет общество от зачерствения, от превращения в массу или пусть даже от исключительной легализации. Христианство, давшее определение этой силе и по сей день старающееся в меру возможностей напоминать о ней людям и даже порой высвобождать ее в жизни больших и малых сообществ, исполняет тем самым чрезвычайно значимый труд. Даже сами христиане не всегда осознают роль любви, а если говорить о высвобождении этой прекрасной нравственной энергии, то, конечно же, каждый из нас в отдельности и все мы вместе за многое могли бы упрекнуть себя в этой области.
